Иллюстрация: Bridgemanart/Fotodom
В издательстве «Новое литературное обозрение» готовится к выходу книга французского историка Евы Берар «Империя и город: Николай II, -Мир искусства- и городская дума в Санкт-Петербурге. 1894-1914». В преддверии передачи Ирины Прохоровой «Город как культурный феномен» из цикла «Культура повседневности» «Сноб» публикует отрывок-препринт. В нем рассказано, как в Петербурге начала XX века строили и не могли достроить систему канализации и водоснабжения - на фоне постоянных эпидемий холеры, массового притока населения из деревни, а также борьбы правительства Петра Столыпина с городским самоуправлением
В 1908 году на Петербург обрушилась эпидемия холеры: заразилось 9 тысяч человек, 3820 - умерло. После краткого затишья болезнь в 1909 году возвращается и уносит 3210 жизней, в 1910-м - еще 1805 1. Последняя вспышка холеры в Европе была зафиксирована в 1849 году, и то, что это бедствие - во многом порождаемое невежеством и нищетой - в начале XX века прочно обосновывается в столице империи, наглядно свидетельствует о ее цивилизационном отставании, диссонируя с официальной риторикой «Великой России». Для земского врача, не понаслышке знавшего и темноту населения, и нерадение властей, это прямой повод призвать к национальному пробуждению:
Россия для Запада - анахронизм, какой-то социальный динотерий, привольно улегшийся на равнинах Европы и Азии. Как конкурент в дележе земли, думает Запад, этот представитель исчезнувших эпох становится все менее и менее опасным [-]. Ближайшие поколения - под страхом
finis Russiae [
лат. «конца России»] - должны будут убедить мир, что он ошибся 2.
Меж тем после холерных бунтов 1831 года, когда появление Николая I на Сенной площади спасло врачей от разъяренной толпы, считавшей их колдунами и отравителями, Министерству внутренних дел было поручено организовать систему противоэпидемических мер. С 1882-го по 1896 год медики из Статистического комитета собирали данные, касавшиеся зависимости уровня смертности от плотности проживания и санитарных условий. По ходу исследований удалось установить, что основной причиной распространения бациллы являлось дурное качество воды. В материковой части города система водоснабжения была обустроена в 1863 году, правый берег и острова получили ее десятью годами позже. Но между 1870 и 1910 годами численность петербургского населения возросла с 668 тыс. до 1 905 600 человек (включая окраины), т. е. утроилась. Водопроводные фильтры, установленные английским акционерным обществом, оказались неприспособленными к петербургскому климату, система отвода использованных вод обветшала еще до завершения ее обустройства, а об их очистке не было и речи 3. Обитатели петербургских квартир выбрасывали мусор и отходы в две выкопанные во дворе отхожие ямы. Их стоки и внутренняя обшивка были деревянными, т. е. проницаемыми, что позволяло сточным водам уходить в почву. Прочие нечистоты в 80% случаев прямо выливались в реки и каналы. У городских властей не было рычагов для того, чтобы положить этому конец. Кроме того, они не могли убрать сотни барж, лодок и купален, лепившихся к набережным реки, ее притоков и каналов и также спускавших свои нечистоты в воду 4. Если сложить вместе протяженность Невы, каналов и других петербургских рек, то Северная Венеция насчитывала примерно 135 верст водных путей - иными словами, это был более чем 140-километровый рассадник холерных бацилл. Так, по поводу «санитарного состояния городских вод» комиссия Министерства внутренних дел докладывала, что, в соответствии со «сделанными в отчетном году анализами воды Фонтанки и Обв.[одного] канала, профессор Шидловский охарактеризовал эти воды как -смесь воды с клоачною жидкостью-», притом что «как на Фонтанке, так и на прочих реках, и на каналах по-прежнему стоят и купальни, и полоскательные плоты». По мнению некоторых экспертов, тот факт, что в конечном счете все эти речные рукава впадали в море, дополнительно препятствовал попыткам модернизации, поскольку такой способ избавления от нечистот казался самым простым и дешевым.
Проект системы водоочистных сооружений датируется 1859 годом. Но Петербургская дума, в чьем ведении находились городские инфраструктуры, не располагала ни финансовыми возможностями требуемого масштаба, ни достаточным количеством инженеров, ни необходимыми юридическими инструментами (в частности, правом экспроприации земель под общественные нужды). В 1908 году пришлось констатировать, что «прошло пятьдесят лет, семь комиссий и 30 проектов», а дело не сдвинулось с мертвой точки 5. Правительство отметилось встревоженным докладом Сипягина, затем фараоновским проектом Плеве, но в конечном счете все осталось по-прежнему. Лишь когда в сердце «Великой России» вспыхивает настоящая санитарная катастрофа, Столыпин ставит проблему на повестку дня. 17 февраля 1909 года, т. е. еще до второй волны эпидемии, собирается Совет министров, на котором констатируется серьезность положения:
Среди больших европейских городов С.-Петербург занимает по смертности и заболеваемости одно из первых мест, причем из общего числа умирающих здесь людей третья часть падает жертвой заразных болезней, из которых некоторые, например, брюшной тиф, никогда в С.-Петербурге не прекращаются. Такое исключительно неблагоприятное санитарное состояние названного города объясняется многими причинами, но в числе их главнейшие - отсутствие в столице канализации и дурное качество питьевой воды 6.
Вина лежит на Петербургской думе, которая на протяжении полувека откладывала принятие необходимых решений. Соответственно, Столыпин предлагает Совету министров одобрить проект закона «О принудительном оздоровлении столицы», что означает передачу соответствующих полномочий городского управления специально созданной государственной комиссии. Это наступление на прерогативы столичного муниципалитета воспринимается как вызов сторонниками местного самоуправления по всей России. Столкновение неизбежно, и оно не пойдет на пользу ни Столыпину, ни Петербургу. Проект попадет на рассмотрение Государственной думы, где вопрос о канализации возбудит политические страсти, и только благодаря этой партийной окраске проникнет в печать и станет фактом общественного сознания. Редкие голоса тех, кого волнуют социальные и цивилизационные аспекты проблемы, останутся практически неуслышанными.
На том заседании Совета министров, где обсуждается закон о принудительном оздоровлении столицы, присутствуют главы соответствующих ведомств - председатель Особого по делам города Санкт-Петербурга присутствия сенатор С. Ф. Платонов, столичный градоначальник генерал Д. Драчевский, председатель Медицинского совета лейб-хирург Рейн и городской голова инженер-технолог Н. А. Резцов, крупный писчебумажный предприниматель. В общих чертах ситуация представляется следующим образом:
Водоприемники городских водопроводов расположены на Неве и в ее рукавах в самой черте города, причем выше водоприемников по течению расположены густонаселенные местности и целый ряд фабрик, заводов, бань и больниц, беспрепятственно спускающих свои отбросы в ту же Неву. Таким образом, накапливающиеся в С.-Петербурге нечистоты, в сущности, не удаляются, а совершают своего рода постоянный кругооборот из домов в Неву и из Невы по водопроводам обратно в квартиры обывателей. Наконец, нельзя не отметить, что заречные части города за отсутствием фильтров получают воду, вовсе не очищенную [-] 7.
На заседании в Мариинском дворце звучат те аргументы, которые можно будет слышать с трибуны Государственной думы и встречать на страницах печати на протяжении следующих семи лет. Столыпин считает, что поскольку эксперты городской думы явно продемонстрировали свою некомпетентность, а ее гласные - приверженность собственным эгоистическим интересам, то настал черед вмешаться государственной власти. Его выступление против столичного самоуправления находит поддержку со стороны градоначальника и председателя Медицинского совета. Примечательно, что обрушиваются они не столько на «чернь» третьей избирательной курии, как это бывало раньше, сколько на богатых собственников из первой курии, которым вменяются в вину скупость и равнодушие к положению городского населения. Любые доводы хороши, если они бьют по общественному городскому управлению. Эгоизм собственников, недисциплинированность предпринимателей, невежество низших классов - все указывает на необходимость правительственного вмешательства: «-по справедливому замечанию Министра Торговли и Промышленности», читаем мы в заключении, создавшееся положение «объясняется, прежде всего, недостаточным пока развитием в населении русских городов здоровой общественной самодеятельности. Поэтому в настоящем случае, как и во многих других областях русской жизни, Правительству надлежит восполнить недостаток общественной инициативы и самому сделать то дело, за которое, в конце концов, оно же несет если не юридическую, то нравственную ответственность» 8. Но не все сановники готовы поддержать силовое решение председателя Совета. Некоторые участники собрания призывают к уважению закона и, парадоксальным образом, к большей эффективности. К ним, в частности, относятся министр финансов В. Н. Коковцев и сенатор С. Ф. Платонов.
За несколько месяцев до описываемых событий Коковцев прославился своим замечанием: «У нас, слава Богу, нет еще парламента» (подразумевалась подотчетность правительства выборному органу). Требование Коковцева придерживаться законных процедур во многом обусловлено именно сознанием
личной ответственности. Коль скоро председатель Совета министров предполагает ограничить автономию городской думы, то ему следует предварительно внести поправки в закон о местном управлении 1892 года - иначе говоря, представить свой проект в Государственную думу. Кроме того, Коковцев и Платонов всерьез опасаются, что если за сооружение канализационной сети возьмется правительство, то это не только не решит существующие проблемы, но создаст новые, с которыми будет сложно справиться специалистам, чье вмешательство население будет считать незаконным. Исходя из этих рассуждений, Коковцев наотрез отказывается санкционировать проведение государственного займа, выплаты за который впоследствии должен был бы осуществить город. Следующим берет слово городской голова.
Резцов отнюдь не числился прогрессистом, но его выступление ясно показывает, что столыпинский проект заставил Петербургскую думу сомкнуть ряды и выступить единым фронтом. Городской голова начинает с доводов финансового порядка: безусловно, работы такого масштаба, как строительство единой канализационной сети, превышают возможности городского бюджета. Однако проблему можно решить и без правительственного вмешательства, при условии что будут уважаться прерогативы города. Если обложить имущественным налогом казенные постройки (т. е. собственность государственной администрации, престола и Министерства двора, освобожденную от уплаты городских сборов), то у столицы появились бы средства для обеспечения займа. Далее Резцов переходит к вопросу о реформе Городового положения. Столыпин и градоначальник клеймят выборных первой курии за эгоизм - значит ли это, что они хотят отказаться от избирательной системы, действующей в Петербурге? Если да, то им необходимо обратиться в Государственную думу, поскольку только она обладает полномочиями, позволяющими изменить статут столицы. Но это не входит в планы Столыпина, у которого уже имеется конфликт с Государственным советом по поводу внедрения самоуправления на западных окраинах империи. Председатель Совета министров оставляет попытку авторитарно провести закон об оздоровлении столицы и передает его на рассмотрение комиссии Думы по городским и финансовым вопросам.
Действие переносится в Таврический дворец, где земские и городские депутаты отнюдь не расположены идти на уступки. Попытка ограничить прерогативы петербургского муниципалитета восстанавливает против Столыпина не только его обычных противников с левого фланга, но и сторонников правового государства и местного самоуправления. Премьер-министр дважды поднимается на трибуну, чтобы высказаться в защиту своего проекта, осуждая городское управление за «отсутствие волевого импульса» и «нерешительность во всех вопросах, касающихся мер по оздоровлению столицы». Переходя в другой, резко политический регистр, он предостерегает депутатов от трагических последствий, которыми чревато их «недоверие к силам самого государства» 9.
Дебаты длятся шесть недель, с перерывом на рождественские каникулы 1910 года. Выборные представители городов пользуются случаем представить с национальной трибуны свои жалобы и требования. В этом потоке слов можно выделить две ключевые темы 10. Первая - острая нехватка финансовых средств в условиях стремительного роста городского населения и, соответственно, его потребностей: в 1908 году доходы Петербурга составляли 15 млн 194 тыс. рублей, Берлина (в пересчете на ту же валюту) - 70 млн рублей, а Парижа - 120 млн рублей 11. Финансовая несостоятельность Петербурга столь очевидна, что даже один из столпов монархической фракции, граф Бобринский, саркастически комментирует доводы Столыпина, который отказывается признать наличие прямой связи между освобождением казенных имуществ от оценочнoго сбора и обветшалостью столичных инфраструктур 12. Депутаты выдвигают требования: полный пересмотр фискальной системы, переоценка недвижимости, отмена поборов в пользу города (к примеру, для покрытия расходов на содержание полиции и гарнизона), облегчение процедуры займа, т. е. создание земельного банка.
Вторая болезненная тема - это независимость городских дум. Попытка Столыпина «наказать» Петербургскую думу вызывает беспокойство даже среди октябристов - единственной проправительственной фракции, - которые в данном случае солидаризируются с оппозицией. При голосовании 21 января 1911 года по поводу закона о принудительном оздоровлении Петербурга Столыпину не хватает одного голоса, и этот решающий голос принадлежит главе «Союза 17 октября» А. И. Гучкову 13.
Это начало заката карьеры Столыпина и в некотором смысле русского парламентаризма. Ответственность за события, которые привели к такой развязке, несут все участники конфликта: и городская дума, которая медлила с модернизацией инфраструктуры столицы, и Государственный совет, и, шире, близкие к трону реакционные аграрии, которые блокировали городскую реформу. Правительство не уходит в отставку, Петербург по-прежнему остается без канализационной сети, и тем не менее дело городов показало свою силу. Когда в январе 1912 года октябристы потерпят сокрушительное поражение на выборах в Четвертую Государственную думу, то москвич Гучков оставит пост председателя партии и выдвинет свою кандидатуру на петербургских муниципальных выборах. «Что это значит? - спрашивает И. И. Толстой в своем дневнике. - Не то ли, что он думает, что муниципалитетам скоро придется играть политическую роль?» 14 Став гласным Петербургской думы, Гучков немедленно добивается назначения себя на пост председателя комитета по оздоровлению города.
Почва Петербурга в настоящее время буквально пропитана всякого рода миазмами. [-] Отводные трубы из выгребов идут в водостоки, проходящие под улицами. Эти водостоки предназначены лишь для атмосферных осадков, но на деле все домовладельцы спускают в них выгребные жидкости. [-] Когда рабочие раскапывают почву на улицах, то от зловония бывают случаи обмороков. Водосточные трубы соединены с каналами и реками; благодаря этому в некоторых местах, например, Большой Невы, имеется колоссальное количество самых опасных бактерий.
Это выдержка из представленного в Государственную думу доклада городской комиссии 15. Поднимающиеся от земли миазмы проникают в воображение, плодя городские страхи. Пушкинский пышный и стройный город утопает в грязных волнах Невы, распадаясь на тысячу фрагментов, как в романе Андрея Белого: «На чугунном мосту обернулся бы он; и он ничего не увидел бы: над сырыми перилами, над кишащей бациллами зеленоватой водой пролетели бы лишь в сквозняки приневского ветра - котелок, трость, уши, нос и усы» 16. Но с чем в точности связаны эти городские страхи? С чумными и холерными бациллами? Белый, сын математика, исследователь геометрических плоскостей сознания, ощущает, как смертоносные бациллы роятся в речной воде, видит, как они проникают в клетки романного Петербурга, разъедая творение царя-Основателя. Но обычный горожанин, мещанин? «Обыватель» не верит ни во вредоносное воздействие бацилл, ни даже в их существование. Уже сам термин «канализация», внезапно вошедший в бытовой язык, вызывает у него недоверие и настороженность, равно как и концепция подземной, невидимой сети. По части гигиенического невежества мещанин не столь уж отличается и от неграмотного рабочего, и от членов семейства Романовых, которые, не будучи обойдены учителями, тем не менее редко соприкасались с такими предметами, как биология или анатомия. Этот комплекс городских фобий, полузнаний полуобразованных людей, не готовых к обсуждению функционирования телесного, а заодно и социального организма, запечатлен в горьковских «Мещанах»:
Перчихин. Давно я хочу тебя спросить, скажи ты мне, пожалуйста: что такое канализация?
Петр. Ну, зачем тебе? Рассказывать это так, чтоб ты ясно понял, - долго- и скучно-
Перчихин. А ты сам-то знаешь все-таки?
Петр. Знаю-
Перчихин (недоверчиво глядя в лицо Петра). М-м- 17
Вопиющее невежество населения в вопросах общественной гигиены поражает британского посла, Джорджа Добсона, находившегося в Петербурге во время двух вспышек холеры:
Санкт-Петербург, вероятно, единственный город в Европе, если не в мире, где на фасадах домов, внутри трамвайных вагонов и почти во всех публичных местах развешаны предупреждения - афиши с ярко-красными надписями об опасности пить сырую воду [-]. Тем не менее низший и наиболее невежественный разряд людей, в особенности приезжие из провинции, с величайшим пренебрежением относится как к холере, так и к принимаемым против нее мерам. 18
Поскольку бацилл нельзя увидеть невооруженным глазом, они не внушают страха. Убедить народ в насущности опасности можно было, наверно, только читая азбуку городской цивилизации с амвона. Однако правилами гигиены пренебрегают даже в императорской семье. В том же 1910 году врач из Управления Собственным Его Императорского Величества Дворцом, встревоженный появлением новых очагов холеры в столице, советует императрице Марии Федоровне обзавестись у себя, в Аничковом дворце, внутренней системой водоочистки и «машиной для выделки льда». Сейчас, объясняет он, «вся столовая посуда, промытая водой из кранов городского водопровода, покрыта бактериями всевозможных болезней, а особенно возвратного тифа», а на кухне используется лед, поступающий со склада у Таврического дворца, расположенного рядом «с заразным отделом Дворцового Госпиталя». Оттуда «привозится ежедневно два воза льду [-] причем даже по внешнему виду он грязен» 19. Императрица внимательно читает доклад, дает согласие на установку очистной системы, но «машина для выделки льда» кажется ей совершенно ненужной. В Аничковом дворце продолжают пользоваться льдом из воды, смешанной с больничными отходами, - очевидно, проблема приобщения к городской цивилизации касается не только простонародья. Представление о городе как о собрании отдельных анклавов, непонимание морфологических связей между его частями, подозрительное отношение к телу и к органике в целом являются общими культурным чертами. Для просвещенного общества, стремящегося к европейскому XX столетию, бациллы в водах Невы и тысячи жертв эпидемии в столице империи становятся источником неизбывного стыда.
Меж тем вызванные эпидемией страхи обретают человеческие черты - черты той голытьбы, которая недавно хлынула в промышленные районы Петербурга. Этот аспект санитарной катастрофы практически не затрагивается в парламентских дебатах, зато о нем много говорится на страницах журнала «Городское дело». За несколько дней до голосования по поводу проекта Столыпина в Государственной думе Николай Астров, московский гласный и депутат от кадетов, публикует статью «Судьба русских городов» 20. По мнению Астрова, вспышка эпидемии выявила не только плачевное состояние петербургской канализации и связанные с ним технические и финансовые проблемы, но и другую угрозу, нависшую над всеми городами, находящимися в процессе беспорядочного роста. Экономический рост, поощряемый правительством, предполагает расширение правительственного финансирования городов. Тем временем правительство держит «-места- впроголодь, лишь не давая им вымирать», а сами города просто не приспособлены к масштабной волне новоприбывших. В чем причина непредвиденного демографического взрыва? Астров считает его прямым следствием тех «великих изломов», которые произошли в русской деревне и заключаются в роспуске сельских общин, с одной стороны, и государственной поддержке зажиточных хозяев - с другой. Лишние с точки зрения столыпинской реформы «не крепкие земле» крестьяне наводняют города, правительство умывает руки, и городским думам приходится справляться с ситуацией собственными силами. «Для городов эти вопросы полны трагического смысла». Крупные помещики, те, кто держат в своих руках бразды правления, надеются воспрепятствовать росту городов (и промышленной буржуазии), «удушить города», отнимая у выборного управления бюджетные средства; они-то и настраивают сельскую Россию против городской 21. «Так жить дальше нельзя!» - патетически восклицает Астров.
Заявленная Столыпиным цель - дать России нового гражданина, «крепкого земле» крестьянина, образованного и зажиточного, - была ли она сопряжена с пролетаризацией городов? Составлял ли постоянный прирост рабочей силы неизбежную угрозу для города? На протяжении всей своей истории Санкт-Петербург был промышленным центром, но на его предприятиях трудились крестьяне, только на время становившиеся заводскими рабочими. Они приходили в города «приливая к ним и отливая»; у них были паспорта, привязывавшие их к общинной земле и сельскому миру. Роспуск сельских общин резко меняет их положение. Вывод напрашивается (хотя Астров его и не делает): на заре XX столетия русский пролетариат становится все более похож на западноевропейский, также «оторванный от земли навсегда и безвозвратно». Тремя десятилетиями ранее молодые дворяне и разночинцы сотнями покидали университеты, чтобы нести свет просвещения в народ; в 1910 году движение идет в обратную сторону: нищие, безграмотные крестьяне устремляются в города, и их приход воспринимается городскими жителями как нашествие. Масштабный приток этой «голытьбы» заставляет опасаться потрясений, которые угрожают и без того хрупкой городской цивилизации. Образованная элита столицы едва успела приспособиться к появлению буржуазных нуворишей с их «огромными домами с -приятными-, -роскошными- фасадами» (мы уже вспоминали эти слова Александра Бенуа), как на подмостки выходит новый персонаж - сельский пролетариат. Астров предсказывает:
Это новое население, деревенский пролетариат, подойдет к городам не сразу, города не сразу заметят его и не сразу оценят его значение и влияние. Оно медленно, незаметно будет проникать в города, всасываясь в них. Города почувствуют власть этих новых элементов населения тогда, когда окажутся бессильными бороться или приспособить свой уклад жизни к новым условиям. Если теперь в городских думах только мечтают о скромной постановке жилищного вопроса, об урегулировании условий найма, создании бирж труда, если теперь ночлежных домов не хватает, чтобы удовлетворить всю нужду, если теперь города погибают от эпидемий, из которых некоторые [-] стали, к стыду и ужасу, принадлежностью русских городов, истребляя и увеча население, способствуя его вырождению [-], то что же будет с городами, когда они будут во власти бывшего деревенского населения - нищего, голодного, требующего жилища, работы и помощи? [-] Что же, однако, делать, чтобы города могли подготовиться к тому, что их ожидает и что, быть может, уже начинает совершаться? 22
Это крестьянское «нашествие» не только пробуждает городские страхи, но и привлекает внимание к роли деревни в процессе развития городов. Так, публикуется фундаментальное исследование В. П. Семенова-Тян-Шанского «Город и деревня в Европейской России» (1910) 23. Сын знаменитого географа и коллекционера П. П. Семенова, за свои исследования Тянь-Шаня получившего Высочайшее дозволение называться Тян-Шанским, Вениамин Петрович также был географом и возглавлял статистическое отделение Министерства торговли и промышленности. Интересующая нас работа была отмечена Академией наук и представлена Россией на Всемирной выставке 1911 года в Риме. На основании данных, полученных во время всеобщей переписи населения в 1897 году (к проведению которой автор был причастен), Семенов-Тян-Шанский ставит под сомнение правильность методологии, официально применяемой в обследованиях русских городов (в особенности в статистическом выпуске 1906 года, подготовленном МВД на основании переписи 24). Он предлагает отказаться от системы классификации, сложившейся частью исторически, во время административных реформ Екатерины II, частью - заимствованной из европейских статистических работ. С одной стороны, в эпоху Екатерины II две сотни населенных пунктов были «произведены» в штат «административных городов». Дальнейшее развитие таких искусственно созданных городов происходило за счет внеэкономических факторов. С другой - после отмены крепостного права многие промышленные поселения, функционировавшие за счет бесплатной рабочей силы, отказались (в основном в силу фискальных причин) принять городской статут, хотя демографически и экономически отвечали необходимым критериям. Для них была придумана категория «поселение городского типа», или, как в упомянутом сборнике МВД, «город-село». Что касается больших промышленных центров, то их, по словам Семенова-Тян-Шанского, отличают от европейских городов значительная доля сельских мигрантов и не до конца завершенное разделение городской и сельскохозяйственной деятельности. Русские города трудно сравнивать с европейскими и по типу застройки - разбросанной, в основном деревянной и одноэтажной (в начале века она составляет 59% в Петербурге и 65% в Москве 25), где дома перемежаются садами, уже не говоря о хронически слаборазвитой инфраструктуре (мостовые, система канализации, освещение). По характеру населения, хозяйственной деятельности и даже абрису русские города представляют собой сочетание урбанистических и сельских элементов.
XX столетие увеличивает антагонизм между этими двумя составляющими. В самом начале 1909 года журнал «Городское дело» предсказывал: «Для русских городов наступает новая эра. Массовый, стихийный прилив к ним сельского населения, почти завершившийся на Западе, у нас только что начинается» 26. Между 1910 и 1914 годами, благодаря индустриальному буму, спросу на рабочую силу и столыпинским реформам, окраины Петербурга принимают не менее 330 тысяч деревенских выходцев. В общей численности населения столицы их доля возрастает от 69% до почти 75% 27. Когда летом 1912 года по промышленным центрам империи прокатилась волна забастовок в знак солидарности с рабочими Ленских золотых приисков, то особым упорством и ожесточением отличались выступления на петербургских заводах. Как считает историк русского социал-демократического движения Леопольд Хеймсон, боевой дух петербургского пролетариата объясняется именно присутствием молодых выходцев из деревни, внезапно оказавшихся вне общинного мира 28. Тот процесс, который «Городское дело» и Астров пытались осмыслить в терминах городской культуры, был, согласно интерпретации Хеймсона, поворотным пунктом в борьбе рабочих. Не по своей воле покинувшие деревню, невежественные в том, что касалось норм городской жизни, чуждые профсоюзной борьбе, которая худо-бедно продолжалась после поражения революции 1905 года, вчерашние сельчане скорее усваивали манеру поведения «бунтарей»-анархистов, чем сознательного пролетариата. К ним вполне применимо исследование Эрика Хобсбаума о «примитивных мятежниках». Эти выброшенные в город деревенские парни жили одним днем, вне привычной культурной и человеческой среды, и спонтанно реагировали на самые крайние лозунги. Марксизм меньшевистского толка, согласно которому пролетарская революция должна была произойти в результате полного цикла развития капиталистических отношений, был им совершенно чужд. Не случайно меньшевики вскоре начинают сетовать на эту, говоря словами Мартова, «помесь анархистских и синдикалистских направлений с остатками крестьянских убеждений и утопий», от которых те не смогли отрешиться: «-Сталкиваясь с трудностями и мраком городской жизни, они сохраняют мечту вернуть участок земли с собственной коровой и цыплятами [-] и отзываются на призывы тех, кто обещает воплотить их мечту», т. е. большевиков и эсеров 29.
На фоне этих демографических и социальных потрясений проблема петербургской канализации предстает в несколько ином свете. Бесконечные препирания между городским самоуправлением, правительством и Государственной думой, в ходе которых все отстаивают ревниво свои прерогативы, но никто не обращает внимания на приток сельских мигрантов, кажутся оторванными от действительности. Идея всесословности, прочно, казалось бы, вошедшая в сознание после событий 1905 года и закрепленная в Основных законах, уступает место старым представлениям о городе как о скоплении сословных и юридических анклавов. Изменилось ли это восприятие города после эпидемии холеры, которая потребовала солидарных действий всего городского организма? Как отметит в 1914 году советник британского посла и прекрасный знаток России Гарольд Уильямс, «только в последние годы в Санкт-Петербурге начинает появляться что-то, напоминающее гражданский дух» 30.
Успешно помешав планам Столыпина, Государственная дума в январе 1911 года отправляет проект оздоровления столицы в комиссию по городским вопросам. После поправок проект в конце концов утверждается: ответственность за осуществление работ ложится на городскую думу, причем на создание канализационной системы отводится три года, водопроводной - два, с возможным продлением этого срока еще на год. Правительство получает право просить Высочайшего дозволения взять работы под свое «непосредственное заведование», но лишь по прошествии указанного срока 31. Однако дело затягивается, и в январе 1914 года правительство приступает к осуществлению своих угроз. Государственная дума опять высказывается против, и в январе 1916 года комиссия Гучкова представляет новый - окончательный - проект оборудования канализации и водопровода. Когда в 1918 году Санкт-Петербург - или, точнее, Петроград - лишится столичного статуса, то в нем по-прежнему не будет ни хорошо работающей канализации, ни водопроводной воды, очищенной от бацилл.
______________________
1
Раммуль А. О водоснабжении С.-Петербурга // Городское дело. 15.11.1910. - 22. С. 1588.
2
Юшкевич М. Холера и борьба с нею // Там же. 15.04.1910. - 15-16. С. 1006. Константин Богданов отмечает, что в первой половине XIX века появление холеры «стало последним звеном в создании риторического контекста, в котором Европа рисовалась рассадником болезни, а Россия - жертвой иноземной напасти» (Богданов К.А. Врачи, пациенты, читатели: Патографические тексты русской культуры XVIII-XIX веков. М.: ОГИ, 2005. С. 360).
3 См.:
Bater J.H. St Petersburg: industrialization and change. London: Edward arnold, 1976. P. 344-351.
4
Никитин А.Н. Задачи Петербурга. С. 72. См. также: Петербургская городская дума: 1846-1918. С. 101, 223-226. 6 РГИА. Ф. 1287. Оп. 30. Д. 1980. Л. 14.
5
Грибоедов К.Д. О канализации: Доклад в Имп. Санкт-Петербургском Обществе Архитекторов (23.12.1908) // Зодчий. 1909. - 1. С. 7.
6 По законопроекту о сооружении канализации и переустройстве водоснабжения в Петербурге // Особый журнал Совета Министров. 17.02 и 09.06.1909. - 62. С. 204.
7 Там же. С. 204. Краткое изложение этой канализационной истории и ее перипетий см. в «Ежегоднике газеты -Речь-» за 1912, 1913 и 1914 годы, в разделе «С.-Петербургское городское хозяйство».
8 По законопроекту о сооружении канализации. С. 211.
9 Законодательная хроника: Канализация и водоснабжение // Городское дело. 10.03.1911. - 5. С. 468-470.
10 В качестве показательного примера см.:
Фальборк Г. Принудительное оздоровление города Петербурга // Там же. 01.03.1909. - 5. С. 181-187.
11
Журавлев А. О муниципальной программе // Там же. 01.05.1909. - 9. С. 413.
12 Законодательная хроника: Канализация и водоснабжение // Там же. 01.03.1911. - 5. С. 471.
13 См.:
Дякин В.С. Самодержавие, буржуазия и дворянство в 1907-1911 гг. Л.: Наука, 1978. С. 208-209.
14
Толстой И.И. Дневник, 1906-1916. СПб.: Европейский дом, 1997. С. 414 (17.11.1912).
15 Законодательная хроника. Канализация и водоснабжение // Городское дело. 16.01.1911. - 2. С. 178-179.
16
Белый А. Петербург. С. 50.
17
Горький А.М. Мещане // Горький А.М. Полн. собр. соч.: В 25-ти т. М., 1970. Т. VII. С. 20.
18
Dobson G. St Petersburg. London, 1910. P. 110-111. Цит. по: Bater J.H. st Petersburg: industrialization and change. P. 344.
19 Доклад о мерах борьбы с эпидемическими заболеваниями, 9 сентября 1910 г. // РГИА. Ф. 474. Оп. 1. Д. 166. Л. 18.
20
Астров Н. Судьба русских городов // Городское дело. 1911. - 2. С. 141-148.
21 Этот довод подхватит Александр Велихов, который напишет, что правительство использует огромные денежные и административные ресурсы для поддержки переселяющихся в Сибирь крестьян, бросая на произвол судьбы самых неимущих, тех, кто потерпел неудачу в городе. См.:
Велихов А.Л. Муниципальное обозрение // Городское дело. 15.01.1912. - 2. С. 134-136.
22
Астров Н. Судьба русских городов. С. 145-146.
23
Семенов-Тян-Шанский В.П. Город и деревня в Европейской России // Записки Императорского Русского географического общества по отделению статистики. СПб, 1910. Т. X. Вып. 2.
24 Города России в 1904 году. СПб: Центральный статистический комитет М.В.Д., 1906.
25 Город и деревня в Европейской России: сто лет перемен. Памяти Вениамина Петровича Семенова-Тян-Шанского / Сост. П. Полян, Т. Нефедова, А. Трейвиш. Москва: ОГИ, 2001. С. 401.
26 От редакции // Городское дело. 02.01.1909. - 2. С. 1-3.
27 Такая картина складывается из данных, приводимых А.Г. Рашиным, и тех расчетов, которые на их основании делает Джеймс Бейтер: в 1910 году 1 310 500 крестьян составляли 68,7% общего населения, равнявшегося 1 905 600 человек. В 1914 году выходцев из деревни было уже 1 650 000 из 2 217 500 жителей, т.е. почти 74,4%. См.:
Рашин А.Г. Население России за 100 лет. С. 129; Bater J.H. st Petersburg: industrialization and change. P. 254, 309.
28
Хеймсон Л. Проблема социальной стабильности в России 1905-1917 гг. // Нестор: Ежеквартальный журнал истории и культуры России и Восточной Европы / Ред. номера И.В. Лукоянов. СПб: Нестор-История, 2004. Вып. 3: Между двух революций: Источники. Исследования. Историография. С. 125-161.
29
Л.М. [Мартов Ю.] Народники в петербургском рабочем движении // Северная рабочая газета. 05.03.1914. - 21. С. 2; 08.03.1914. - 24. С. 2; Он же. Лево-народники в петербургском рабочем движении // Северная рабочая газета. 13.03.1914. - 28. С. 31. Цит. по:
Хеймсон Л. Проблема социальной стабильности в России 1905-1917 гг.
30
Williams H.W. Russia of the Russian. New York, 1915. Цит. по:
Bater J.H. St Petersburg: industrialization and change. P. 367.
31
Нардова В.А. Петербургская дума и власть в 1907-1913 гг. // Петербургская городская дума: 1846-1918. С. 182-183.
Источник: snob.ru